Алая роза Тюдоров - Джудит О`Брайен

– Мне не нужны его деньги! – воскликнула Дини в отчаянии. – Он – вот кто мне нужен.

Саффолк открыл было рот, чтобы сообщить своей нервной знакомой, что Кит и сам не знает, где находится, но потом решил: незнание пойдет ей только на пользу. Пусть уж лучше она считает, что Кит в Тауэре, а не то кинется расспрашивать каждого встречного-поперечного, откуда было доставлено письмо, и тем самым подведет его, Саффолка.

– Я давно знаю Кита, – сказал герцог задумчиво. – Я знал его еще совсем молодым человеком, вспыльчивым, словно порох. А теперь он один из храбрейших и умнейших рыцарей Англии.

Дини вытерла глаза рукавом. Между тем герцог продолжал:

– Одно могу вам сказать, мистрис. Он беззаветно вас любит. Он хочет, чтобы вы были вместе, но, если судьба воспротивится этому, он желает, чтобы вы процветали даже без него. На свете очень мало мужчин, которые желают преуспеяния своим возлюбленным в случае, если им доведется расстаться. – Он приподнял лицо Дини за подбородок и заглянул ей в глаза. – Я по крайней мере к таким мужчинам не отношусь. Поэтому поступайте так, как он говорит. Доверьтесь ему и – в какой-то степени – мне. Уверяю вас, все кончится хорошо.

Она хотела было протестовать, броситься в Тауэр, чтобы освободить Кита, но поняла, что придется изменить тактику. Дини знала, что Саффолк изо всех сил будет стараться освободить Гамильтона. Поэтому, позабыв обвинения и горькие слова в его адрес, наградила герцога самой очаровательной из своих улыбок:

– Спасибо. Я очень постараюсь ничего не испортить.

Впрочем, ни Саффолк, ни она сама не слишком в это верили. Послушание не было сильной чертой характера мистрис Дини Бейли.

Наконец боль в голове утихла.

Тюремщик был настроен весьма доброжелательно и снабдил Кита большим количеством свечей. Это также являлось доказательством того, что он не в Тауэре. Генрих никогда бы не проявил подобную щедрость к одному из своих узников, как бы хорошо ни относился к нему в прошлом.

Кроме того, король не сердился на Гамильтона: он не стал бы скрывать ярость от своей жертвы.

Итак, его держит неизвестный, у которого служит отличный повар.

Кит провел рукой по отросшей щетине. Неприятное чувство, конечно, но вполне терпимо. Он не мигая смотрел на пламя свечи. Он даже не знал, день за стенами тюрьмы или вечер: подземное обиталище было одинаково мрачным в любое время суток.

Его мысли вернулись к Дини, а также к письму: получил Саффолк его послание или нет? Если да, то Дини по крайней мере знает, что с ним обращаются хорошо. Ему очень хотелось побыстрее выбраться из этого погреба, чтобы не позволить ей наделать непоправимых ошибок.

Дини.

Интересно, как она выглядит в изящном вечернем туалете?

Не в том, конечно, что в моде при дворе Генриха Тюдора – уж слишком много в таком платье жестких планок, завязок и прочих неудобных деталей.

Он представил ее себе в шелковом платье с открытой спиной, которое обтягивает тело женщины, словно перчатка. Никаких корсетов, никаких кожаных шнурков…

А как, интересно знать, выглядят ее ноги в чулочках телесного цвета?

Волосы, конечно же, ей надо носить распущенными по плечам – в них искрится настоящее жидкое золото, когда солнце освещает головку девушки. Он мог бы показать ей Лондон, вернее, то, что осталось от некогда гордой столицы. Они бы шли с ней по Ист-Энду, и тусклые глаза напуганных взрывами обывателей зажигались бы при виде ее совершенной красоты.

А еще он мог бы взять ее в кабину самолета и подарить ей великое ощущение парения над землей и единения с небом.

– Герцог, вы не спите? Тут принесли очередную порцию еды для вашей милости.

Его благодушный тюремщик на краткий миг распахнул дверь и втолкнул в погреб очередной поднос, заставленный тарелками.

– Спасибо, – механически поблагодарил Кит, но тут же сказал: – Подождите!

Тюремщик заколебался.

– Мое послание дошло до высокородного Саффолка?

– Не могу вам ответить со всей уверенностью, милорд. – Весельчак поскреб пятерней в голове. – Думаю, что да, поскольку назад мне его не вернули.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил Кит, совершенно упустив из виду, что благодарить своего тюремщика просто смешно. – Да, еще один вопрос.

– Слушаю вас, герцог.

Этот вопрос показался Киту тяжелейшей мукой.

– А что, моя кузина, мистрис Дини Бейли, тоже здесь? – Он старался говорить небрежно, хотя внутри все переворачивалось. Кроме того, он боялся, что на этот вопрос его тюремщик отвечать не имеет права.

– Нет! Неужели вы думаете, что мы посадим в подземелье даму? Вы, милорд, об этом даже не думайте…

Добрый малый направился к двери, что-то бормоча под нос.

Это был ответ, о котором Кит мог только мечтать. Парень выглядел не настолько хорошим актером, чтобы так талантливо сыграть возмущение…

Не обращая внимания на еду, которая быстро остывала, Кит улегся на подстилку и, сцепив на затылке руки, погрузился в мечты, главным действующим лицом которых являлась, конечно же, Дини.

Ей удалось избежать выступления за обедом, сославшись на головную боль, что, увы, было чистой правдой.

Перемены блюд сопровождались строжайшим ритуалом, который до смешного напоминал религиозный обряд. Слуги, начиная от смотрителя королевских салфеток и кончая подносчиком зубочисток, двигались как заведенные в весьма сложном и понятном им одним танце.

Король никогда не благодарил эту армию молчаливых теней, хотя их единственной задачей было предугадывать и исполнять желания своего властелина. Впрочем, в этом была своя логика, поскольку, раз начав благодарить, он вместо еды только и делал бы, что говорил «спасибо».

То, что сидящих за столом было на сей раз мало, тоже имело свои преимущества: каждое новое блюдо гостям подавали мгновенно. Король ел много и жадно, не обращая внимания на кусочки пищи, летевшие у него изо рта. Его величество отведал каждое блюдо из весьма обширного меню.

Трапеза завершилась, и дамы – Дини и Кэтрин – были отпущены из-за стола. Судя по всему, Кэтрин не хотелось уходить. Она бросала в сторону его величества пламенные взгляды из-под длинных ресниц. Подумав секунду, король предложил мистрис Говард остаться.

Не дожидаясь аналогичного приглашения, Дини поспешно выскользнула из пиршественного зала. Поскольку король совершенно официально подал женщинам знак удалиться, Дини притворилась, что не замечает хитрых маневров Кэтрин. Уже перед тем как окончательно покинуть зал, она заметила, что на лице Норфолка расплылась довольная улыбка.

Бродить по дворцу в одиночестве было истинным облегчением. По крайней мере не надо было притворно восхищаться изобилием королевского стола и пышностью двора его величества. Наконец-то можно было перестать улыбаться. От неискренних улыбок, расточаемых в адрес Генриха, у Дини болели губы и щеки. Впрочем, король вовсе не был мерзавцем: он просто не понимал, что весь мир жил своей собственной жизнью и вовсе не нуждался в его опеке.